Для нее это стало своеобразной терапией. Отражая все происходящее на бумаге, она помогала себе оградить свое сознание от множества фактов и событий, которые окружали ее с тех дней. Это помогло ей переключить внимание от того, что происходило на "Хиллсборо", на борьбу за справедливость.

Я не осознавала масштабов ее работы до тех пор, пока нам не пришлось освобождать ее квартиру. Выход в свет ее первой книги был для нее очень важным событием, а последние несколько лет она неоднократно говорила о том, как бы ей хотелось написать еще одну.

Вот почему наша семья считает необходимым рассказать ее историю сейчас. Мама пользовалась любой возможностью, чтобы донести свои мысли до других людей. Даже в последние недели своей жизни она часто делала записи и разговаривала со своими друзьями в средствах массовой информации. 

Она хотела, чтобы люди узнали о ведущейся борьбе за справедливость, и я абсолютно уверена, если бы она прожила немного дольше, она бы непременно попыталась написать еще одну книгу - эту книгу.

Все ее документы, касающиеся "Хиллсборо", были собраны в одном месте и хорошо организованы, поэтому для нас не составило труда найти то, что она написала.

Некоторые ее записи относятся к событиям прошлого. Например, одна из первых, которую мы нашли, была посвящена полиции Южного Йоркшира – три слова, которые на протяжении многих лет для мамы были таким же раздражителем, как красная тряпка для быка.

Иногда ее миссия напоминала войну одинокой женщины, которая пыталась донести до людей, что сделали с ее сыном. И все это началось лишь с одной истории, когда они оказались достаточно честны, чтобы сказать правду.

Вновь и вновь перечитывая слова, которые писала мама, я понимаю, насколько силен был ее гнев и та боль, которые побуждали ее бороться за справедливость для Кевина, несмотря ни на какие препятствия у нее на пути".

Слова мамы...

Впервые они проболтались на следственном процессе, который проходил через несколько недель после первой годовщины трагедии.

Мой адвокат в то время посоветовал нам не приезжать в Шеффилд, поскольку ничего нового о смерти Кевина в этот раз нам не скажут. Слушания с целью установить все обстоятельства произошедшего проходили по каждому из погибших. Основное судебное разбирательство было запланировано на начало следующего года.

Несмотря на это, я с ужасом ждала того дня, и в голове у меня не было мыслей, чтобы отказаться от поездки. И в среду 2 мая 1990 года, спустя год и 17 дней после того, как мы в последний раз посетили Шеффилд, мы были снова готовы отправиться туда.

Нас со Стивом туда отвез прикрепленный к нам работник социальной службы Боб Джонс. Он оказывал нам значительную поддержку уже тем, что в его присутствии я могла говорить о Кевине и том, как чувствую себя после случившегося.

Незадолго до того, как мы должны были войти в зал суда, к нам подошел сержант полиции Джон Киллок. Он работал следователем в отделении полиции Уэст-Мидлендса, которое должно было определить степень вины полиции Южного Йоркшира. Он также был прикреплен к делу Кевина, и нам с ним уже доводилось разговаривать несколько раз по телефону.

Мы прошли боковую комнату, и он сказал, что не хочет заставлять нас страдать лишний раз, однако считает, что мы должны знать о том, что он собирался рассказать. Он попросил нас сесть и показал снимок, на котором был запечатлен Кевин и человек в сером свитере, который пытался спасти ему жизнь.

Я заплакала. Я не была готова к этому. Они спросили, был ли это Кевин, и я ответила "да".

Тогда какой-то человек, сидящий за столом – я его не знала – взял меня за руку и сказал, что у них есть информация, которая нас расстроит.

Они рассказали, что Кевин скончался в четыре часа дня на руках у женщины-полицейского. Незадолго до смерти он открыл глаза и сумел вымолвить только одно слово.

Я с самого начала знала, что он сказал.

"Мама".

Я закричала: "Где она?" Но мне сказали, что ее не будет на суде, и что, вероятно, патологоанатомы объяснят нам происхождение травм на теле Кевина и будут настаивать на том, что женщине-полицейскому показалось, что она слышала речь моего сына.

Они добавили, что не собирались мне говорить об этом, однако в итоге решили, что должны это сделать.

Я не могла поверить в то, что они сказали мне такую новость в самый последний момент перед тем, как я должна была услышать подробности последних минут жизни своего сына. У меня даже не было времени на то, чтобы осмыслить услышанное.

Мысленно я вновь пережила тот день, когда это случилось. Приблизительно в это время, когда он звал меня, чтобы сказать, что не вернется сегодня домой, меня стало тревожить очень тяжелое чувство – материнский инстинкт.

Со мной тогда была моя подруга Пэт, которая пыталась убедить меня в том, что все хорошо. Но внутри себя я знала. Я помню, как подумала тогда: "Ты умер в этот момент, Кевин, я чувствовала это".

Фото: Официальный сайт клуба